чай

Встанешь утром, всё ещё луной полная, и не перестали ещё сниться бусины. В окна смотрят ноги обутые в травы, ветер носит слова каждое пробуется и у каждого послевкусие. Ясное небо смотрит глазами полными рыбьей немой покорности. Дым в голове  голосами поёт и люди мечтают о чудотворности. Сколько мы шли, но ни разу не приходили, сколько искали - ни разу не обрели. Может быть шаги наши не совпадали с вращеньем земли, а может быть мы не в ту сторону шли. Забыли. Пальцы у пианистки из сахарной ваты,  вы так их любили, но они таяли раньше, чем все стаккато и чай оставался не сладким. Как не разматывай нить нету конца, как не читай с права налево или слева направо - нету ответа. Я в каждом взгляде вижу опавший лист уходящего лета и в каждом городе приближаюсь к краю планеты. Такой тебя будут помнить - святая, босая и с трубкой. Такой тебе выстелют мхом трёхметровых номер в гостинице. И каждое утро будешь мучиться бессонницей жуткой,  едва просыпаясь, не знать, то ли быль, то ли снилось всё.

чай

Встанешь утром, всё ещё луной полная, и не перестали ещё сниться бусины. В окна смотрят ноги обутые в травы, ветер носит слова каждое пробуется и у каждого послевкусие. Ясное небо смотрит глазами полными рыбьей немой покорности. Дым в голове  голосами поёт и люди мечтают о чудотворности. Сколько мы шли, но ни разу не приходили, сколько искали - ни разу не обрели. Может быть шаги наши не совпадали с вращеньем земли, а может быть мы не в ту сторону шли. Забыли. Пальцы у пианистки из сахарной ваты,  вы так их любили, но они таяли раньше, чем все стаккато и чай оставался не сладким. Как не разматывай нить нету конца, как не читай с права налево или слева направо - нету ответа. Я в каждом взгляде вижу опавший лист уходящего лета и в каждом городе приближаюсь к краю планеты. Такой тебя будут помнить - святая, босая и с трубкой. Такой тебе выстелют мхом трёхметровых номер в гостинице. И каждое утро будешь мучиться бессонницей жуткой,  едва просыпаясь, не знать, то ли быль, то ли снилось всё.